В ответ я произнёс речь, вельми уязвляющую национальную гордость великороссов. Результат - всю ночь я имел чудесную компанию в виде матерящихся деклассированных элементов, лупивших по решёткам, оравших песни и требовавших адвоката. Сам тряс решётку, размахивал пальцами, сложенными в козу, пел "Хавва Нагилу" и заковыристо матерился.
Утром меня выпустили - поледним. Когда я, шатаясь, вышел на белый свет, на непередаваемо тоскливую улицу, к остановке с видом на ворота Калитниковского кладбища, с колокольней, торчащей над пятиэтажками, с толстой тёткой, собиравшей бутылки, и купил пачку "примы", потому что в кармане завалялась только сущая мелочь, я понял - что-то в этой жизни не так. Короче говоря, она могла бы проходить и получше.