Когда он тот, кто он, по сути, и есть. Понтийский крестьянин, из провинции у моря, той самой, который со времён Византии упорно сажает свои плоды. Турки жгут и отнимают, а он сажает. Он ни хера не городской и ни хера не московский, этот Лес, особенно тогда, когда он пытается сказать что-то вроде "мы масковские русские ребята" в стихах. Тут Ангел накладывает ему печать на уста, и раздаётся маловнятное мычанье, напоминающее перистальтические шумы. Чтобы модничать, нужно быть парщиковым. Нужно предать в угоду модничанью всё - свой какой-никакой дедовский штетл, бабушкины клёцки, перейти в русские, креститься, потом плюнуть и в русских, уехать за колбасой, стать всемирным модником, изгоем, кумиром подобных себе, писать разумом, как играешь в шахматы. А вот у Леса не получается. Потому что силовые поля его родины - далёкой и почти не существующей - его не отпускают.
А в те моменты, когда Лес говорит своим языком и от своего настоящего имени, Ангел ту печать снимает. И звучит эта речь, как горные воды весною, там, в земле Понта. Инет ничего слаще этого звучанья.
дни поздней осени бранят обыкновенно
а я с ней солидарен внутривенно
но не за неизбежный урожай
или загон движухи за можай
не за урок для певчей стрекозы
и не пришей рукав где все тузы
а за поздняк метакса - осади
за эхо свистопляски позади
за свет луны ни мира ни войны
за холод заповедной тишины
за сход развал свободы на корню
и эти письма вечному огню
ведь кто их здесь хоть раз да не писал
с нездешним выражением сусал
а смех да грех - лишь искорки в золе
над верностью крота родной земле
ведь как не крой - расход не перекрыть
за эту круть не отблагодарить
за белый свет за тонкий в небе след
за это всё чему обору нет
за этот ровный сад на склоне лет
27-29.11.1012
http://lesgustoy.livejournal.com/3174603.html
